«Необратимость» Гаспара Ноэ

В рубрике «Новая классика» авторы The Village предлагают по-новому взглянуть на фильмы, вышедшие в течение последних 20 лет, но уже успевшие стать классикой — иногда позабытой, иногда не очень. К выходу в российский прокат фильма «Необратимость: Полная инверсия» Гаспара Ноэ — перемонтированного в хронологическом порядке триллера 2002 года с Моникой Беллуччи и Венсаном Касселем о счастливой паре, чья жизнь разрушается в результате случайной трагедии — кинокритик Алиса Таёжная пытается понять, что этот фильм значил для режиссера и зрителей тогда и сейчас.

«Фильм, где Монику Беллуччи десять минут насилуют в переходе», — так «Необратимость» была известна в начале нулевых среди тех, кому кино было абсолютно до лампочки. «Необратимость» показывали на большом экране, давали напрокат в видеосалонах без документов (именно так этот фильм в 15 лет увидела я), держали в видеоколлекциях и вспоминали каждый раз, когда речь заходила еще об одном «режиссере-провокаторе». «Новый фильм со сценами жестокости? Что-то наподобие „Необратимости“?» В 2002-м действительно казалось, что аналогичных «Необратимостей» снимут еще десятки, а сам Ноэ после скандала в Каннах начнет клепать новые фильмы чуть ли не каждый год. И то и другое оказалось неправдой: помутнение «Необратимости» и движения «Новая французская экстремальность» было краткосрочным. Другого фильма, где мировой секс-символ несколько минут насилуют на полу с криками «тварь!», в природе не существует, как нет и другого фестивального фильма, который полчаса целенаправленно пытается спровоцировать паническую атаку. Спустя 20 лет «Необратимость» — оголтелое, свободное и так же беспощадное к зрителям кино, при этом безупречное в этическом плане. С предостережениями для зрителей, уважением к актерам, отсутствием иерархии на площадке и полным доверием режиссера команде. Согласилась бы сейчас крупная киностудия финансировать фильм, наполовину состоящий из сцен изнасилования, ругани, наркотиков и драк в БДСМ-гей-клубе? В конкурсе какого кинофестиваля решатся показать такое кино? Кто из ведущих актеров готов на полное обнажение в кадре без дублеров? Ноэ говорит, что сделать «Необратимость» сейчас невозможно — только если в версии перемонтажа.

Вообще-то, вместо «Необратимости» Гаспар Ноэ готовился снимать «Вход в пустоту». К нему он еще вернется годы спустя: разорится на съемках между континентами и 3D-графике, но исполнит мечту двух десятилетий — идеальный режиссерский провал. На «Необратимость» деньги нашлись быстро: шесть недель на все про все, камера 16-мм, парижские локации и небольшая съемочная группа. В главной роли — пара мужчины и женщины. Ноэ сразу обратился к Венсану Касселю и Монике Беллуччи, которые в то время не исчезали со страниц светской хроники. Оба с радостью согласились. Ноэ рассказывает, что заполучить для фильма Касселя и Беллуччи — все равно что подписать контракт с Томом Крузом и Николь Кидман.

Чтобы получить деньги на фильм и начать съемки, Ноэ было достаточно трех страниц синопсиса без сценария и покадрового плана: импровизированные диалоги, ракурсы камеры и подходящие акценты в локациях находились накануне съемок, инвесторы никак не цензурировали сюжет. К этой галопирующей манере Ноэ вернулся в своей последней работе «Вечный свет» — в фильме, который снял так же быстро и почти без подготовки. Заметно, какую радость ему приносит принятие всех решений на площадке, а не заранее — придумывать в моменте, доверять команде, модифицировать приемы на ходу, общаться с актерами.

Необратимость волновала Ноэ как высшая точка человеческой уязвимости, жестокости и фатальной предрешенности: он придумал простую историю о том, как пережитый ужас расчерчивает жизнь человека на «до» и «после». Люди легкомысленны, всегда выбирают удовольствия и радость жизни и стараются лишний раз не задумываться о плохом. Именно так устроена жизнь страстно влюбленных друг в друга парижан Алекс и Маркуса, которые в выходной день болтают о пустяках, занимаются сексом, шутят друг над другом, а вечером собираются в гости. Они — красивые, молодые, беззаботные — оказываются на пороге перемен: положительный тест Алекс на беременность вводит обоих в радостный ажиотаж. По дороге в гости к Алекс и Маркусу присоединяется «третье колесо», Пьер — бывший одной и хороший друг второго, явно огорченный, что не выиграл расставание. Они вальяжно и иронично обсуждают страсть и секс — как что-то простое и природное, чего точно не надо стыдиться. С вечеринки девушка уходит слишком быстро, потому что ее парень открыто заигрывает с другими. В струящемся платье Алекс решает перейти улицу через пешеходный переход («так безопаснее», — посоветуют ей прохожие) и зайдет в злосчастный красный тоннель, где ее жизнь сломается раз и навсегда. Прибежав на вой полицейских сирен, Маркус и Пьер увидят носилки с окровавленной девушкой и отправятся искать насильника, имя которого им назовут местные маргиналы — подпольные проститутки, дилеры, уличные бандиты и вышибалы. Круги ада замкнутся в подпольном гей-клубе «Ректум» (или «Кишка»), где мужчины будут искать насильника-сутенера по кличке Червь.

«Необратимость» рассказывает, как счастливая жизнь ломается нипочему. Ад вносится как торнадо — и вчерашний поцелуй в душе или ленивый сон в обнимку будет историей другого человека — не страдавшего, не сломленного, не подвергнутого фатальной несправедливости. Трое главных героев — жертвы спонтанного немотивированного Зла, для которого не существует вопроса «почему?», а есть только вопрос «когда?». «Думаешь, мир крутится вокруг тебя, потому что ты красива? Сучка из высшего класса!» — кричит насильник на главную героиню: она просто попалась ему под руку — лучащаяся радостью и поэтому раздражающая. Мир действительно не крутится вокруг нас — и иногда напоминает нам об этом самым чудовищным образом.

Старая «Необратимость» начиналась с получаса криков, суеты и мечущейся камеры, которая пыталась проследить дорогу возмездия. Двести с лишним человек ушли с премьеры в Каннах неслучайно: по законам кинопросмотра зрители тратят первые полчаса, чтобы привязаться к героям. На фильме Ноэ же главная задача — не сойти с ума от ора, крови, ругани, драк, беготни и прерывистости событий. Душевные силы, необходимые на установление контакта с героями в первой части фильма, мы тратим на то, чтобы нас не стошнило — и это придумано умышленно. Трясущаяся камера и рваный монтаж уже были в «Ведьме из Блэр» и фильмах датского движения «Догма-95», перепутанные прошлое и настоящие — в хите Кристофера Нолана «Помни». Но на такое массивное наступление на зрительские органы чувств до Гаспара Ноэ никто не решался: главное свойство «Необратимости», не выветрившееся и 20 лет спустя, — суперспособность дезориентировать. Режиссер пытался воссоздать шумовые и визуальные эффекты землетрясения, от которых у привыкшего расслабляться в кинотеатре зрителя развивается тревога. Ноэ нужен зритель какой угодно, но только не размякший. Погружение с дурнотой вместо отстраненного анализа, раздражающие крики вместо прописанной речи, десятиминутное изнасилование одним дублем — вместо двадцатисекундной сцены в темноте: «Необратимость» становится поворотным опытом не только для героев, но для зрителя — на самом деле в первую очередь для него.

«Необратимость: Полная инверсия», перемонтированная в хронологическом порядке из «Необратимости» представляет линейный сюжет. Прежде чем подвергнуться ужасу главных героев, мы очаровываемся ими и их романом, взаимной нежностью и свободой поведения. Ноэ говорит в интервью, что после перемонтажа фильм становится еще страшнее: ведь теперь на экране страдают не посторонние. Перед нами не какая-то незнакомая красивая девушка, которую мучают в переходе: с героиней мы уже успели провести время в парке, в ее квартире, по пути на вечеринку и в гостях, хорошо ее изучив. В старой «Необратимости» мы смотрим на главную героиню как прохожие, в новой версии — как хорошие знакомые, которые наблюдают страшное, но не могут вмешаться: именно на этой смеси оцепенения, боли, неловкости и бессилия построены кошмары — во сне, в кино или в компьютерной игре (сеттинг компьютерной игры еще будет возникать у Ноэ в «Экстазе» и «Входе в пустоту»).

«Та самая сцена» длиной около 12 минут целиком держалась на доверии между Гаспаром Ноэ и Моникой Беллуччи. Надо представлять статус, который в 2001 году был у звезды ранга Беллуччи: модель и несомненный секс-символ своего времени, она воплощала золотой стандарт европейской кинематографической красоты — изысканность, шарм, класс, естественность и породу. Такая роль была огромным репутационным риском даже для самой смелой актрисы. Сцена изнасилования была снята с нескольких дублей без монтажа: сценария не было, все зависело от границ и решений Беллуччи. Спустя почти 20 лет после съемок у Беллуччи все еще нет никаких претензий к Ноэ: все потому, что актриса и режиссер придумывали эту сцену вместе, не разделяя ответственности.

До «Необратимости» изнасилование в художественном кино не показывалось так: в лучшем случае — минута, несколько склеек, возня, пара грубых реплик, затемнение кадра. Своеобразие «Необратимости» в том, что мы видим насилие в его монотонной протяженности и непрерывности, вынуждены быть ему свидетелями и терпеть вместе с главной героиней — эти десять минут невозможно стереть из памяти. Столько длится секс (и обычный, и насильственный). Так насильник говорит с жертвой. Такой ступор охватывает потерпевших, когда они отчуждаются от собственного тела. Такой вечностью кажутся несколько минут, когда тебя лишают неприкосновенности. «Необратимость» показывает, что любое насилие и агрессия — это не несдержанное желание в адрес, скажем, женщины в полупрозрачном платье, а потребность надругаться над другим. И изнасилование Алекс, и месть за нее от ее спутников — это мучительная охота за кровью, где звериное щелчком пальцев вытесняет человеческое. «Мы слишком льстим себе, рассуждая о нашей сознательности, — из интервью в интервью повторяет Ноэ, — а на самом деле остаемся животными». Люди-животные — те, за кем режиссер не устает наблюдать все эти годы.

Со времен «Необратимости» визуальный стиль Ноэ тоже становится мгновенно узнаваемым. Стробоскопические титры, доведенные до совершенства. Долгие проходы и узкие тоннели, напоминающие переходы космических кораблей в любимых Ноэ «Космической Одиссее» и «Солярисе». Импровизированные, легкие, часто глуповатые диалоги. Музыка, танцы и безупречные саундтреки — дружба и сотрудничество Ноэ с половиной дуэта Daft Punk, Томасом Бангалтером, длится до сих пор, а «Экстаз» сам Ноэ назвал экранизацией самого знаменитого берлинского клуба «Бергхайн». Яркий свет, рассекающий пространство и добавляющий эмоциональный вес каждой сцене — красный, зеленый, желтый, черный, фиолетовый и розовый будут размечать дорогу персонажам Ноэ, ведь его герои чаще всего — ночные животные.

Но самое главное — уже с «Необратимости» Ноэ пытается вернуть зрителю тело через иное проживание близости в кино. Можно лицемерно, нечестно и ханжески обращаться с ранимым, страстным и хрупким человеческим телом — раскладывать его на удобные глянцевые кадры, баловать комплиментарными ракурсами, отделять от сюжета и голоса, загонять в клетку хронометража. А можно приблизить и попробовать разгадать — камерой, светом, речью, шумом, музыкой, мизансценой. Оставить текст фоном, а тактичность выделить как главное. В эпоху, когда кино все еще сковано двухмерностью и не позволяет понюхать другого, прикоснуться к нему и попробовать его на вкус, Ноэ находит способы приблизить постороннего, обманув наш критически настроенный разум, наше зрение и наш слух. Это его с нами необратимость.